Лента постов канала Stalag Null (@stalagnull)

«Каждая война по сути своей иронична, потому что каждая война оказывается хуже, чем все предполагают». Историк Пол Фасселл написал это, конечно, не столько о войнах вообще, сколько конкретно о Первой мировой. В августе всегда хочется вернуться к одному из главных парадоксов того конфликта: война оказалась настолько разрушительной, что начинать ее попросту не было смысла.

О том, почему ПМВ все-таки началась, спорят очень много. С одним тезисом, впрочем, согласится большинство современных историков: тогда, летом 1914 года, не было стороны, которая однозначно хотела бы войны.
Да, отношения между великими державами были накалены до предела. Да: противоречия, предпосылки, триггеры, все как полагается. Но ХОТЕЛ ли кто-то войны? Нет.

"Июльский кризис" – с убийства Франца Фердинанда до вступления в войну основных участников – развивался долго, месяц с лишним. Участники мялись, метались из стороны в сторону, бегали друг к другу за советами и обещаниями помощи. То подначивали друг друга, то, наоборот, просили повременить; подписывали приказы о мобилизации, следом их приостанавливали, потом возобновляли; предлагали собраться на мирную конференцию, предлагали Австро-Венгрии по-быстренькому занять Белград и обменять его на какие-нибудь уступки от Сербии.

И когда историки на все на это смотрят – на генералов, которые мечутся между «да сейчас всех размотаем» и «так, в смысле со ВСЕМИ воюем??», на гражданские правительства, одновременно напуганные и перспективой войны, и перспективой лишиться престижа; на монархов, каждый из которых успел заявить, что не готов взять на себя ответственность за европейскую бойню, а потом все-таки взял – в общем, историки недоумевают, почему каждая костяшка все-таки легла, почему каждый все-таки решил воевать.

Этот вопрос отягощен еще и послезнанием. Мы-то в курсе, что трое из оригинального набора в шесть участников просто не переживут войну. Революции, распад империй, гражданские войны. Оставшимся будет не легче: потеряют прорву людей, истощатся экономически, с 1916 будут сидеть на карточках и голодных пайках.
И раз уж никто по-настоящему не хотел войны, и раз не было неразрешимых противоречий, раз даже внутри Июльского кризиса открывались другие ходы и альтернативные дороги – то почему тогда, и в конце концов, все выбрали войну?

(Тут начинаются метафоры. У Кларка в «The Sleepwalkers» прекрасная: «Это не была драма в духе Агаты Кристи, в конце которой мы обязательно узнаем, кто именно в зимнем саду стоял над трупом с дымящимся пистолетом. В этой истории нет дымящегося пистолета; или, вернее, он в руках у каждого из главных действующих лиц.»)

В конечном счете, объяснение дают такое: каждая сторона попросту решила, что война – в их случае лучшая опция.
Даже не «более выгодная» – за «выгодным» всегда слышится какой-то прагматичный расчет, а там куда больше было страха, боязни за свой престиж, нежелания оставаться без союзников. Война показалась наилучшим способом из этого из всего выйти.

Вы скажете: чтобы так решить, надо ведь в первую очередь думать, что война будет «хорошая». Что вы победите, и быстро, что цена не выйдет чрезмерной. Если «потеря престижа из-за того, что не начали войну», кажется хуже «войны», то война какая-то очень радужная, нет?

Ну, так и было. Последний раз великие державы между собой воевали в 1871. До 1914 сорок три года, огромный срок.
О будущей войне думали много – политики, пацифисты, военные теоретики, писатели-фантасты (пацифисты и фантасты оказались ближе всех к правде) – но никто из тех, кто принимал решения в 1914, не мог даже представить, чем будет новый конфликт.
Кто-то правда думал, что война будет «over by Christmas», кто-то прикидывал на пару лет. Кто-то представлял потери и трудности, кто-то грезил лишь победами и реваншами. Но к настоящей картине никто не подошел даже близко: это мы знаем точно.
Вот и получается: в конечном счете то, что погубило протагонистов лета 1914 – это недостаток воображения.