УРОК ЛИТЕРАТУРЫ
Есть мнение, что многие наши (русские, российские) беды – от классической литературы.
А мне кажется, наоборот: беды – из-за того, что мы невнимательно ее читали. Так и повелось, что Чацкий и Базаров – «положительные герои», «Евгений Онегин» – «энциклопедия русской жизни» (что??), а «Обломов» – скукотища, которую лучше изучать по фильму Михалкова.
Читаю у уважаемой мной Юлии Галяминой по поводу нашумевшего спора: «Конечно, есть сильные личности, которые готовы к внутреннему раскаянию и без понимания со стороны другого. Но все же, кажется, что сначала Соня Мармеладова должна понять и полюбить Раскольникова, а уж потом он может покаяться перед незнакомыми людьми…».
Согласен! Концепция сострадания и понимания, за которым последует раскаяние, в немалой степени позаимствована… не из Достоевского, а из школьных уроков по Достоевскому.
Теперь внимание, обратимся к самому классику. Это эпилог «Преступления и наказания», уже после публичного покаяния героя. Раскольников на каторге.
«И хотя бы судьба послала ему раскаяние — жгучее раскаяние, разбивающее сердце, отгоняющее сон, такое раскаяние, от ужасных мук которого мерещится петля и омут! О, он бы обрадовался ему! Муки и слезы — ведь это тоже жизнь. Но он не раскаивался в своем преступлении.
По крайней мере, он мог бы злиться на свою глупость, как и злился он прежде на безобразные и глупейшие действия свои, которые довели его до острога. Но теперь, уже в остроге, на свободе, он вновь обсудил и обдумал все прежние свои поступки и совсем не нашел их так глупыми и безобразными, как казались они ему в то роковое время, прежде.
«Чем, чем, — думал он, — моя мысль была глупее других мыслей и теорий, роящихся и сталкивающихся одна с другой на свете, с тех пор как этот свет стоит? Стоит только посмотреть на дело совершенно независимым, широким и избавленным от обыденных влияний взглядом, и тогда, конечно, моя мысль окажется вовсе не так... странною. О отрицатели и мудрецы в пятачок серебра, зачем вы останавливаетесь на полдороге!
Ну чем мой поступок кажется им так безобразен? — говорил он себе. — Тем, что он — злодеяние? Что значит слово „злодеяние“? Совесть моя спокойна. Конечно, сделано уголовное преступление; конечно, нарушена буква закона и пролита кровь, ну и возьмите за букву закона мою голову... и довольно! Конечно, в таком случае даже многие благодетели человечества, не наследовавшие власти, а сами ее захватившие, должны бы были быть казнены при самых первых своих шагах. Но те люди вынесли свои шаги, и потому они правы, а я не вынес и, стало быть, я не имел права разрешить себе этот шаг».
Вот в чем одном признавал он свое преступление: только в том, что не вынес его и сделал явку с повинною».
Нет, в самых последних абзацах романа Достоевский намекает на возможность будущей жизни для Раскольникова. Некоего воскрешения. Но это потом, за финальными титрами. Ну так и святой Алеша Карамазов должен был по плану стать «великим грешником». Однако об этом великого романа не написано.
Ведь не случайно книга называется не «Преступление и раскаяние». И даже не «Преступление и покаяние».
В гениальном спектакле Юрия Любимова «Преступление и наказание» была такая финальная фраза. Уже на каторге (все персонажи были на сцене и в кандалах) исполнитель главной роли говорил в зал: «А все-таки правильно Раскольников старушку убил. Жалко, что раскололся. Из школьного сочинения».
То есть, даже советские школьники иногда читали классику внимательнее и понимали ее лучше учителей.
1
Показать ещё
