В субботу выступил у друзей в Комсомольске-на-Амуре. Реке Амуру привет от речки По 🫶🫶🫶

Лица и руки, одна - с кошельком.

Плесните хвастовства…
Расставшись с московской библиотекой, я почти перестал собирать книги. Но профессия у меня все равно книжная, поэтому они периодически сами собой возникают: то сам напишу, то нельзя не купить, то друзья что-то подарят. Так и здесь. Один хороший кореш, знаток старой книги, узнал от меня, как я в библиотеке читал лучшее, что есть о «Тайной вечере», я ему рассказал, как ее не достать – и вот результат: он ее где-то из-под земли, буквально, не метафорически, достал и подарил.

В марте 1991 г., в 14 лет, я впервые был в Милане. Нас повели смотреть «Тайную вечерю», и я запомнил, как какая-то тетенька средних лет ездит на стульчике с электроприводом и с лампочкой прямо перед фреской. Ездит и что-то разглядывает. Что твой Леонардо, который тоже все ходил тут месяцами - и разглядывал. Беся заказчика. Тетеньку, как выяснилось 30 лет спустя, звали Пинин Брамбилла Барчиллон (1925-2020), и это едва ли не самый знаменитый реставратор Италии. Таково одно из первых моих художественных впечатлений. С этого всё начиналось.

Я нередко слыхал разочарованные высказывания посетителей миланского Ченаколо, бывшей трапезной бывшего доминиканского конвента Санта Мария делле Грацие. И Леонардо «не тот», не видно ни фига, в зале тебе 20 минут, перед этим 10 минут тебя в предбаннике приводят в соответствующий температурный режим. Ну вечеря и вечеря. Согласен: без бинокля с 5 метров увидишь лишь общую картину – и ей насладишься. С биноклем – увидишь и то, что я здесь показываю, но лишь на 20 минут и если добудешь билет.

Перед вами – первый и единственный полноценный отчет о работе, которая шла 22 года, с 1977 по 1999 гг. Он издан в 1999-м, кажется, была допечатка, больше в таком виде не появлялся – дорого. В библиотеке Католического университета он зачитан до дыр, дышит на ладан, и не знаю, что Италия собирается с этой ситуацией делать.

Пинин (так ее принято называть) подробно рассказала о том, как годами снимала все восемь слоев поновлений, анализируя археологические слои краски, проявления того специфического «почтения», которое поколения доминиканцев проявляли к написанной посуху картине. Сама эта археологическая история – уже поучительна и местами детективна. Но и реставрация – подлинный шедевр (за Пинин таких шедевров немало, включая падуанскую Скровеньи).

К чему я клоню? Великие историки искусства, жившие в XIX-XX вв., многое могли «прозреть» сквозь все эти слои. Но просто посмотрите на выстроенные тройками фотографии фрагментов до, во время и после реставрации. И поймете, что у нас вообще-то великое есть счастье приблизиться к Леонардо намного ближе, чем наши недавние предшественники. Это ли не чудо? А корешу спасибо за подарок.

Среди веронских древностей очень люблю эту романскую купель в баптистерии рядом с собором. Приятных выходных 🫶

Третий день не сплю из-за пятен на Луне, хоть святых выноси. И вот почему. На днях отправились с моими дантоведами в наше последнее путешествие – в «Рай». Дело это трудное, о чем сам Данте уже в начале нас и предупреждает, мол, за его серьезным судном на лодчонке не пойдешь, потому что море нехоженое. Ему же, закаленному в аду и чистилище мореходу, уже не страшно. Минерва (мудрость) раздувает паруса, Аполлон (поэзия) на руле, музы - указывают звезды.

Первые две песни «Рая» - большая «рама» к открывающейся картине. Поэтому сначала поэт отчитывается о программе действий, воспаряет, летит быстрей стрелы и уже во второй песни оказывается в сфере Луны, пробив ее своим материальным телом, не поранившись. И обращается к Беатриче с типичным для него вопросом, на первый взгляд почти праздным: откуда на видимой нам всегда поверхности Луны пятна?

Беатриче всегда улыбается на эти детские вопросы и просит для начала выдать его версию. Данте из школьной программы отчеканил что-то про пористость и плотность небесных тел, вычитанное у Аверроэса, «матерьялиста» его дней. Та опять улыбается – и выдает сложную богословскую лекцию. Первая часть в ней – логическое схоластическое опровержение «неправильной» точки зрения. Вторая – свободное поэтическое богословствование. Мозги кипели, но мы в группе так толком и не нашли беатричьего объяснения пятен. И я, что твой Отелло в самый ответственный момент, ушел спать p’plexed in the extreme.

А сейчас сижу и думаю. У неоплатонически настроенной Беатриче, начитавшейся псевдо-Дионисия Ареопагита и Авиценны, небесные светила – «отпечатки» божественного ума в мироздании. Как по лесенке, они передают вниз различные энергии, которые множатся по мере нисхождения в сторону нашего дольнего мира. Луну же древние, в особенности астрологи, описывали как «подательницу форм», «великую подательницу знамений», «образец множества форм». То есть Луна, словно некий архетип, содержит в себе все переданное свыше множество форм бытия, включая индивидуальные особенности людей, их характеры и судьбы. Я бы сказал, она выполняет астрологическую функцию аккумулятора земного бытия вкупе с программным обеспечением оного бытия и отделом кадров.

Выходит, пятна на «нашей» стороне Луны – отражение разнообразия подлунного мира, сформированного однако не самой землей, но свыше, из Первоисточника, посредством участия ангельских сил. Неслучайно, глядя на Луну уже сверху, в 22 песни «Рая» (139-141), Данте видит «дочь Латоны горящей, без той тени, которая прежде заставляла меня считать ее пористо-плотной». То бишь сверху она вполне невинна и чиста, как всё на небесах.

Нельзя было Данте отправляться на встречу с Богом, не выяснив этого ключевого вопроса. Нельзя и нам, дантоведам, идти дальше, не поняв, что он пристал с этими пятнами к девушке. А я, ломая голову, позабыл, что у моего канала день рождения – ему три года. Недоросль будет рад новым друзьям, так что вы знаете, что (точнее – кого) подарить ему на день рожденья - зовите друзей и подруг.

Ну и на нашу райскую байдарку тоже еще можно запрыгнуть: https://course.stradarium.ru/paradise.

Привет, это Олег Воскобойников, научный руководитель Страдариума.

Думаю, сострадальцы мои, о Беатриче. Как вот добропорядочная публика XIV века относилась к этому персонажу? Поэта-путника приводит к покаянию, а затем ведет ко спасению, к Богу не святая, не ангел, вообще не какая-то добродетельная знаменитость. Можно было бы еще спросить, почему не жена? Потому что Джемма тогда была еще жива. Эту роль исполняет какая-то никому толком не известная флорентийка, рано ушедшая из жизни, но любимая Данте с детства. Она же и ключевая фигура всей поэмы, ее «персональный факт», как пишут иногда итальянские литературоведы.

Когда Данте, пройдя две трети пути, наконец, встречает Беатриче в земном раю, куда она спустилась за ним из рая небесного, он видит ее «святую улыбку», santo riso, и называет ее «былою сетью», antica rete. Между двумя словосочетаниями – причинно-следственная связь. Улыбка девушки пленила его еще ребенком, когда он мимо проходила. Ее же он видит в потустороннем мире. В своем «Пире» (III, VII, 11) он определяет улыбку как «блеск душевной радости, видимое свечение творящегося внутри». Думаю, что «святая улыбка» в раю – видимая форма божественного, воплощенная красота.

В «Рае» он «видит, как смеется красота», vidi a lor giochi quivi e a lor canti / ridere una bellezza (Рай XXXI:134). Это  образец высокого абстрагирования конкретного, которое отличает рай от других двух царств, последнюю кантику – от первой и второй. И все равно для Данте эта самая красота должна выражаться в индивиде, и в этом подходе к красоте он первый в истории христианской литературы. Лица, которые он видит в чистилище и раю, часто улыбаются, а улыбка, особенно в раю, «блестит», corrusca, то есть она, как у нас говорится, «играет» на лице, «переливается», появляется и исчезает.

Если у Данте улыбается даже сам Бог (Рай, XXXII:126), естественно, логично, улыбка разливается по всему мирозданию. Но у всех и у вся в дантовской поэме улыбка появляется. И только Беатриче она присуща как неотъемлемое качество что ли, именно у нее на лице Данте воспринимает улыбку во всем ее вселенском значении. Уберите Беатриче-персонажа из рая, не станет единственного лица, которое путник видит на протяжении всей кантики и в котором для него светится само божество.

Свое личное спасение Данте связал с земным, горячо любимым человеком. Это решение сделало возможной «Комедию», в нем залог ее поэзии, всех ее стилей, от уличной брани в аду до возвышенного богословствования. Но увидеть все эти стили в действии можно только в «Рае», куда я вас и приглашаю.

В Городском музее Виченцы понравилось это «священное собеседование» 1489 года. Так называют алтарные образы Марии с Младенцем на троне с различными святыми по сторонам. Они-то, святые заступники, ведут молчаливую беседу с Богом через посредничество Богоматери. Но стоят они поближе к зрителю, приглашая зрителя поучаствовать.

Этот алтарный образ был заказан художнику Чиме из Конельяно латеранскими канониками, жившими в Венеции, для их конвента, ныне не существующего. Чима принадлежит к поколению Джорджоне, видимо, учился у Джованни Беллини. Его мастерская располагалась в Венеции, на острове, здесь он платил налоги, но выполнял заказы, приходившие с террафермы, поэтому он передал городам Венето столичную моду.

Здесь все античное. Вы только что видели, например, кессонированный свод веронской арки, итал. lacunari, – здесь он же, но в виде перголы над головами Марии и Иисуса. Им там уютно, они в саду, среди деревьев, за стеной. Перед этой стеной, стражами, стоят св. Иаков Старший и св. Иероним, заступники за заказчиков – Джакомо и Джирóламо Санджованни.

Мария знает, что ждет Младенца, поэтому печальна. Но ящерица, греющаяся на стене рядом с ее коленом, подсказывает своим присутствием, что Он воскреснет. Ящерицы к старости, считалось, теряют зрение, но, повернувшись к солнцу, обретают его вновь. О смерти и Воскресении Спасителя написано и в книгах, которые держат в руках все участники беседы. Иероним, кардинал, и вовсе подсказывает нам, что он нам передал сокровенный смысл истории Спасения своим переводом Библии. Латеранские каноники, естественно, особенно его чтили.

Чима бывает, на мой вкус, суховатым. Но венецианское небо и светящуюся атмосферу, введенную в местную живопись в 1470-х Антонелло из Мессины, он усвоил хорошо. Похоже, он был и хорошим геометром, потому что его сложные перспективные композиции тоже ничем не уступают Антонелло. Не хватает разве что мечтательности и загадочности, которые культивировал Джорджоне, его сверстник.