"Тысячелетнее царство" некоторым моим друзьям знакомо как моя вторая книжка, вышедшая в "Новом литературном обозрении" в 2014 году и потом пару раз переизданная. Оказавшись на обочине большой науки, я решил переписать и первую, про Фридриха II, и вторую. "Альпина НФ" согласилась принять новую версию в серию "Страдающее Средневековье".

Теперь у книги новая жизнь. Довольно многое изменилось. Прежде всего, я ушел от ни к чему не обязывавшего меня слова "очерк". Стало чуть меньше иллюстраций, но они - качественнее. То, что мне, годы спустя, показалось заумью, я убрал, но добавил тьму новых деталей. Ошибки, на которые мне тогда указали немногочисленные рецензенты и многочисленные читатели, убрал. Научный аппарат в прежней версии был почти незаметен, за что мне тогда влетело от подруги по цеху, здесь я его вывел наружу. Постарался держать себя в руках, внес лишь самое важное, в результате увеличил его вдвое - да не отпугнет это читателя. Библиография сугубо спасительна для студента-медиевиста, если таковой существует.

"Тысячелетнее царство" сохранило и основную концепцию средневековой христианской культуры, и средства, с помощью которых я эту концепцию до читателя довожу. У меня есть любимые авторы и тексты, многие из которых я переводил и перевожу сам. Есть знаменитости, но есть и никому ничего не говорящие имена, люди и памятники второго и третьего эшелонов. Есть события, факты, поступки и проступки. Но относительно мало "судеб" и "портретов". В целом это книжка про образное мышление, картину мира, созданную пером, резцом и кистью. Мне кажется, что средневековые художники участвовали в ее, этой картины, создании, а не "иллюстрировали" чьи-то идеи и разнарядки.

Когда я сам заполучу себе экземплярчик, пока непонятно - на итальянской почте за одну такую книжку с меня возьмут евро 30, ну их! Но я очень надеюсь, что она пригодится в России и за ее пределами. Поверьте мне, западноевропейское Средневековье объединяет, а не разъединяет. И нет лучшего лекарства от притязаний на исключительность, которые сегодня получили досадное распространение повсюду. Купить можно на сайте издательства, но скоро будет на прилавках. Приятного чтения!

Дружественный, можно сказать, соседний, канал Марии Скаэволы Salve latina, посвящен тонкостям латинского языка. Писать о древностях так весело, современно и с какой-то даже русской удалью, но одновременно дельно и тактично, я не умею совсем. Поэтому рекомендую всем любителям латыни.

Недавно Мария писала про античные курорты. Упомянула Капри, где неподалеку от Тиберия, стопицот тыщ лет спустя поселился Горький, а через сто лет, в вегетарианские 2010-е и я провел туристером три дня, потому что дом его теперь – бэд энд брэкфаст с табличкой, в несезон оказалось доступно.

Фигурировали в посте и Байи, лениво, немного не искренне, без напора, осужденные Сенекой в 61-м письме к Луцилию. Байи и Поццуоли, где и сегодня можно искупаться в сере или в чем там, сварить яйцо в природном кипятке, хорошо видны с моря, когда плывешь на Искью, и с винтажного холма ПозИллипо, что над Неаполем. Землетрясение 1538 года разрушило недоразрушенное временем, а когда-то были прямо Сочи с Ялтой.

Я 20 лет назад включил в свою диссертацию целую поэму, посвященную Петром из Эболи этому курорту в 1210-1220-х гг., издал латинский текст в «Душе мира» в 2008, поручил корешу Андрею Виноградову его перевести на русский, которым я тогда не владел. В Италии мое издание, как полагается, не заметили, один знакомый, Теофило де Анджелис, замечательный филолог, сделал правильное критическое издание, а я, овладев-таки русским, уже с него перевел несколько фрагментов в моем «Фридрихе II» 2024 года (с. 396 и сл.).

Поскольку поэма посвящалась, как я думаю, именно императору, в ней, несмотря на банную тему, много имперского. Приведу один конкретный пример:

Цезарю принадлежит источник «Солнце с Луною».
Так же как солнце меж звезд, он первым слывет среди вод.
Пятна любые сведет, любое недомоганье,
Фистула только б костям не повредила твоим.
Царский источник легко поможет от старой подагры,
Если только уже ног не коснулась она.
Нынче не помнит никто, где славные плещутся волны,
Может, в руинах лежат древние стены давно?
Вы, что рутиною лет и дней тяготитесь прожитых,
Вы, кого старость давно гонит стрекалом своим,
Вспомните Солнце с Луной, и тогда это место послужит
Всем, кто захочет его к жизни достойной вернуть.

Мой латинский текст.

Sol et Luna

Cesaris est lavacrum quod sol et luna vocatur.
Sicut sol stellis prevalet, istud aquis.
Omne genus gutte tollit, genus omne doloris,
Fistula ni violet viribus ossa suis.
Subvenit antique lavacrum regale podagre,
Ni faciat fractos inveterata pedes.
Set tamen ignorant ubi sit tam nobilis unda,
Obruit antiquum forte ruina locum.
Vos igitur quos longa dies fastidit et etas,
Quos tam longevos nutrit aversa senes,
Demonstrate locum qui sol et luna vocatur,
Utilis a multis edificandus erit.

Такая имперская тоска, меланхолия, объявшая верноподданного поэта при виде запустения в бывших императорских термах, вполне могла найти отклик в штауфеновской элите. Художник 1260-х гг., родом из апулийской Джойи-на-Холме и работавший на сына Фридриха II Манфреда, тоже взглянул на это дело поэтично: глядите, как ребята лечатся днем и ночью и созерцают то солнце, то луну посреди руин, которые готовы им на головы свалиться. Солнце и Луна, напомню, для них не только светила, но и символы двух властей их жизни – Церкви и Империи, священства и царства.

🌴 Байи vs Дубаи: где римляне лечились и отдыхали

Летом в Городе обычно было очень жарко, поэтому богатые римляне предпочитали проводить это время года на виллах и в поместьях, часто расположенных в самых разных концах страны. Или, как и сейчас многие делают, ездили на курорты 🥳

🍸 Байи: полезный и очень развратный курорт

Этот город на берегу Неаполитанского залива был известен своими лечебными термальными водами. Уже во II до н.э. он стал популярным курортом. Однако по факту римляне не столько поправляли в Байях здоровье, сколько портили его – именно здесь стали собираться состоятельные любители «голых вечеринок» и пирушек до утра 😅

Были среди них и VIP-персоны и даже императоры. Марий, Лукулл, Помпей, Цезарь, Нерон, Адриан и Септимий Север бывали в Байях, некоторые из этих полководцев и правителей построили там виллы. Разумеется, в комплекте была вся необходимая инфраструктура: термы, театр, аква-дискотека etc. В общем, если у вас на поясе есть тугой кошель и вы не отягощены замшелыми моральными предрассудками в духе Катона Старшего, скучать вам в Байях точно не придётся.

🧐 Многие античные авторы упоминали Байи как вертеп разврата. К примеру, Сенека посвятил этому курорту целое письмо («Нравственные письма к Луцилию», LI), где он упоминает пирушки на лодках, толпы пьяных гуляк и бесконечные песни и пляски. И, разумеется, такое времяпровождение он не рекомендует ❌

😨 Однако всему хорошему приходит конец. То ли под тяжестью грехов, то ли из-за геологических катаклизмов в III-IV н.э. к ужасу позднеантичных сибаритов город начал постепенно уходить под воду. Сейчас на его месте находится археологический подводный парк, где можно увидеть многие сохранившиеся артефакты.

😎 Другие популярные места отдыха римлян

🟢Иераполь (ныне Турция): ещё одни курорт с термальными источниками. Со 2-й половине I н.э. город становится популярным местом, чтобы почиллить. Здесь также были построены термы, театр, библиотеки и все прочие необходимые атрибуты vitae dulcis.

🟢Помпеи: да, этот город тоже пользовался спросом до известного вам всем момента. Здесь было много вилл знатных римлян, 2 театра и амфитеатр, где проводились игры с гладиаторскими боями и всеми полагающимися увеселениями.

🟢Капри: любимое место императора Тиберия и «буревестника революции» Максима Горького. Мягкий климат и красивые виды способны сблизить вкусы даже римского тирана и апологета социальных катаклизмов. Именно на этом острове в 1906-1913 гг. пролетарский сибарит написал «Детство», «Исповедь» и «Сказки об Италии» ✍️

🤪 Одним словом, римлянам было где отдохнуть, подлечиться и развлечься. Даже при отсутствии самолётов и туристических агентств.

🖼 Г.И. Семирадский (1843-1902), «Римский пейзаж»

Salve, Latina!
🔜 #SL_curiosum

Друзья по цеху вспоминают в эти дни филолога и переводчика Михаила Леоновича Гаспарова (1935-2005), который покинул нас двадцать лет назад. Не то чтобы мне нужно встать в тот же почтенный ряд почитателей, для меня такие люди всегда были и останутся небожителями. Просто поясню почему.

На истфаке историю культуры изучали редко, литературные тексты в качестве источников исторической информации любили, но предпочитали отсылать к филологам, мол это их поляна. И давали что почитать. Гаспаров возникал периодически по самым разным поводам, от классических греков до русского ХХ века. В результате, статьи, книги и переводы его сопровождают всю мою сознательную жизнь в науке.

Похоже, он обладал работоспособностью, обратно противоположной не шибко сильному здоровью – собственно, прожил он, к сожалению, мало, а сделал – как целая лаборатория. Известно, что он посчитал сотни тысяч ударений в бесчисленном множестве стихов на десятке-другом языков. Я лично не имел к этой работе почти никакого вкуса, но восхищался. Пару раз я сидел с ним в одном зале на заседании диссовета по классической филологии и заметил, что он иногда подкручивал слуховой аппарат, видимо, снижая уровень внешнего шума, и уходил в какую-то тетрадочку. В воздухе повисало ощущение, что творится Наука. Это было в начале 2000-х, в родном МГУ.

Много лет спустя, в какой-то автобиографической его заметке я прочел, что он ставил перед собой довольно ясные задачи: знакомить широких читателей с греческой и латинской литературой, снабжая оную доходчивыми, но основанными на научных подходах, предисловиями и комментариями. Если поставить перед собой античную серию «Художественной литературы» 1970-1980-х гг., результаты этой работы налицо. Я эти томики очень любил и бережно собирал, как поэзию, так и прозу. Все это он делал после защиты кандидатской, в 35 защитив докторскую о современном русском (!!!) стихе.

Отличное понимание изменчивой природы русской речи, как мне кажется, позволило ему на языке нашей – именно нашей, советско-перестроечной культуры рассказать тысячам людей о поэтике и культурной сути литератур очень разного типа, включая и средневековую. Я помню, как Гуревич не раз с каким-то особым уважением отзывался о Гаспарове и даже хвастался мне, мальчишке, что тот подарил ему свою новую книжку с надписью (которую Гуревич уже не мог прочесть). От историка Гуревича, возможно, и мне передалось трепетное отношение к филологам.

Так вот, внимательно отнесясь к той автобиографической строчке Гаспарова (которая вовсе не все отражает ни в его характере, ни в его гигантской работе), лет пятнадцать назад я нашел для себя новый жанр. Я брал какой-нибудь небольшой латинский (обычно) средневековый текст, страниц на 10-15 максимум, переводил его целиком и садился обдумывать. Когда переводишь – тоже обдумываешь, это я знал от того же Гаспарова и от моего друга из Института Варбурга Чарльза Бернетта. Более того, говорил я себе и ученикам: пока не переведешь, не поймешь.

Этот тип работы, если честно, мне полюбился. С 2010 года у меня вышло с полтора десятка статей, которые имеют «в хвосте» полный перевод какого-то небольшого, но исторически важного текста, а «в теле» его историко-культурный контекст. Не знаю, насколько эти статьи важны для отечественной и зарубежной науки (если говорить о французских и прочих басурманских моих публикациях), но для меня лично путь к большим формам, книгам и публикациям крупных текстов, всегда лежал через эти малые формы. Инстинктивно я подражал Гаспарову, он заслуживает светлой памяти, он неотъемлемая часть удивительной научной культуры, которую у нас есть все шансы потерять.

Фридрих Майнеке (1862-1954) считается одним из создателей истории идей, довольно важного направления исторической науки второй половины ХХ века. Ему в какой-то степени повезло: в 1932-м вышел на пенсию, не замарался, нигде не выступал, но публиковался в Германии на безопасные темы вполне спокойно, даже в Америку выпустили на 300-летие Гарварда. Режим знал, что он в целом безопасен, хоть и не принял его искренне, все-таки он был Vernunftsrepublikaner, «сознательный республиканец».

В марте 1945-го, посреди полного и беспощадного бардака в столице, ему в преклонном возрасте удалось бежать в Швабию, оттуда его американцы вернули в Западный (не Восточный) Берлин, где он стал одним из основателей и почетным ректором Свободного университета. Произошедшее в 1933-1945 гг. он назвал «немецкой катастрофой» и написал об этом книгу, по свежим следам, будучи свидетелем, но – и дальше вопрос: участником? Не-участником? Внутренним эмигрантом на приличной пенсии? Читаю сейчас эту книгу в добротном переводе Николая Власова (СПб., изд. Ивана Лимбаха, 2024) и изредка заглядывая в немецкий оригинал. Нашел одну мысль, которой захотелось поделиться (с. 170).

«Строительство Третьего рейха началось с террористического давления на совесть, проникавшего в жизнь каждого отдельного человека по бесчисленным каналам, подкрадываясь порой тихо и незаметно. Это стало самым сильным и смертоносным из его инструментов, его главным прегрешением. Ибо такое давление на совесть было иным, куда более порочным, чем оказываемое на человека любой религией или общественным мнением, ищущими господства над ним. Религии, жаждущие господства, давят на человека не только из желания власти, но и, можно сказать, ввиду повышенной сознательности и заботы о спасении души, то есть ввиду духовной узости. Ограниченным является и давящее общественное мнение; оно обычно соединено с квазиэтическим убеждением, что приличный человек должен думать совершенно определенным образом и никак иначе. Однако давление на совесть немцев, которое оказывала пришедшая к власти партия, проистекало в первую очередь из бессовестности тех, кто его оказывал, и стало циничным инструментом власти, призванным в зародыше подавить любое народное сопротивление деятельности партии».

Забавно, что правильный 1770 год все же выиграл в опросе. То есть многие помнят из школьного учебника, что Полоцк и Витебск вошли с первым разделом Речи Посполитой в 1172 году, не говоря уже о Крыме (1783). Мединские плакаты дополняют учебники пояснением, что Россия просто вернула себе то, что Речь Посполитая «прибрала к рукам», в то время как пруссаки и австрийцы, естественно, захватили то, что им тогда не полагалось. Ну мединским виднее.

Карта красивая, состоит из двух частей, «западной части Российской империи» и «восточной части Российской империи». Нарисована картографом Ригобером Бонном (1727-1794), дослужившимся до ординарного королевского гидрографа, и напечатана в Бордо, у Латтрé, с королевской привилегией (это про налоги и распространение), на улице Сен-Жак именно в 1770 г. Интересно, однако, что на одном толковом ресурсе та же карта, без изменений на западе и на юге, датируется 1785 годом. Вот и объясняйте мне, что к чему. Может, как у одного поэта, «топограф был, наверное, в азарте, иль с дочерью судьи на коротке»,

Карты вообще не невинны, поэтому в ответственные моменты истории за ними особенно следят, охраняют их восприятие дополнениями к законам. Над работой географических обществ наблюдают очень важные персоны, имеющие прямую связь с главами государств, а то и сами эти главы, любители размышлять над линией горизонта. Карта может показаться объективной фиксацией эмпирических данных, зависящей просто от уровня знаний в необходимых для этого областях. Но, как видите, не все так просто.

В картографии я понимаю так же мало, как в перипетиях (а не общих чертах) русской истории. Карту эту, однако, я полюбил и повесил, как портрет моей страны, из которой можно вывезти меня, но которую невозможно вывезти из меня. А недавно мне попалась под руку купюра 100 рублей, созданная после начала войны, в 2022 году. Красивая. На одной стороне – Ржевский мемориал 2020 года, с журавлями из великой киноленты. В Ржевской мясорубке за зиму 1942-1943 гг. погибли больше 300 тысяч солдат, в несколько раз меньше, чем у противника. Именно этот образ защитника рубежей выбран ключевым на новой купюре. Журавли летят с запада на восток, на что указывает карта современной России, наложенная, если правильно понимаю, на фрагмент ржевской равнины. На этой карте выделено пятно – и мне не хватает знаний, чтобы считать это выделение. Глубина гитлеровского вторжения? Западный фронт? Почему журавли и почему с запада на восток? Помогите.

Водяным знаком на той же стороне выведена Спасская башня, под ней – колосья, символ плодородия и благополучия. На другой стороне рядом с числом 100 – Юрий Долгорукий с московского памятника. Вертикальными доминантами – та же Спасская башня, то бишь Кремль, сердце страны, президент, часы, отбивающие ритм жизни гигантской страны. Подпирает башню мой МГУ с его шпилем – единство юности и зрелости, науки и политики, славного прошлого и светлого будущего. Останкинская башня обеспечивает надежность информации, которую мы получаем, даже прогуливаясь по Зарядью, воспетому тут же, под ней. Всю эту московскую красоту нам предлагается созерцать с замечательного променада, вынесенного над Москвой-рекой ровно между Кремлем и высоткой на Котельнической набережной. Гулял там иногда с Пиксаром. Там вроде даже не глушат интернет, в отличие от Васильевского спуска, можно селфи выложить в ВК или где теперь полагается. Страна памяти, страна возможностей, страна для людей, сотня рублей.

Не подумайте, благодетели, что у меня приступ политпросвета или прикладной семиотики, поэтому прошу не начинать политдискуссий – все целее будем. Просто гляжу периодически на карту 250-летней давности, уютно, когда понимаю, что даже для Пушкина Россия времен матушки Екатерины была какая-то не «нынешней», без гранитной Невы. А какие реки, какие берега! Не тайгу же рисовать. Вот и я иной раз коротаю под этой картой «осенний вечер в скромном городке, гордящемся присутствием на карте», как писал все тот же поэт в 1972 году.

В приступе тоски по дому пошел я на барахолку. И купил там себе карту любимой Родины, составленную старинными французскими картографами. Они любезно свели к градусам и русские verstes, и украинские, и французские lieues. И речки тебе, и города губернские с уездными. И границы не я фломастером обводил. Но вот же ж незадача: дату забыл. Так неудобно перед картой, поможете? Внимание: опрос ☝️