Допустим, есть ностальгия истинная. Тоска по тому, что ты пережил; не столько по давно ушедшим обстоятельствам, порозовевшим с ходом времени, погрузившимся в мягкую дымку ретроспективного взгляда, сколько по чувствам, которые ты тогда переживал. Точнее, воображаешь в моменте, что тогда переживал.

Прошлое уже закончено — и оно надёжная локация для персонального эскапизма. Ведь оно безопасно, оно уже случилось. Никакой тревоги заброшенного в настоящее дазайна. Скучая по прошлому, мы скорбим прежде всего по нашему тогдашнему незнанию о настоящем. Именно это незнание делает эти воспоминания такими сладостными.

В случае этого вида ностальгии мы всегда скучаем по своей молодости, детству — по временам, когда мы были моложе (что факт) и счастливее (что совершенно не факт), а нам казалось, что всё впереди (что тоже не факт). На самом деле в моменте всё было не так гладко. Старые дневники всегда полны негативных эмоций. Мы не скучаем по прошлому, мы тоскуем о возможности радоваться жизни, которую символизирует для нас запись телевизионной рекламы какао "Несквик".

В самом этом ощущении — тоске по некоторым формам чувствования — нет ничего плохого. Но оно должно служить нам как звонок о том, что эти формы нам необходимо привлечь в нашу жизнь. Ностальгия вместо этого жизнь останавливает.

Это уже патологическая ситуация. Но куда хуже ностальгия ложная, так называемая "по прошлому, в котором меня никогда не было". Это не имеет отношения к ностальгии. Это всего лишь вызываемая опосредованными медиа-артефактами эмоция, запрещающая тебе чувствовать себя живым.

Называя эту эмоцию ностальгией, мы запираем саму возможность чувствовать воодушевление в ушедшей эпохе. Вместо того, чтобы признать прошедшим прошлое, мы признаём прошедшими сами чувства. Неудивительно, что ностальгируют обычно о оптимизме, вдохновении, богатстве, ощущении возможности что-то изменить. Медиа-ностальгия — это сдаваться перед лицом мрачной реальности, доведённый до исступления пессимизм, который говорит тебе, что в будущем ничего хорошего не будет и не может быть. Даже твоё внутреннее позитивное состояние принадлежит исключительно прошлому. Глаза смотрящего навеки устремлены назад.

Такая культура делает из, казалось бы, экономически активных людей детей-старичков, и инфантильных, и дряхлых одновременно. Они старики — ибо уверены, что всё хорошее уже позади; они дети — потому что не способны осознать свою силу действовать в мире и ожидают, что какие-то большие дяди сделают это для них. И это перверсивно пропитывает вырастающую в интернете молодёжь. Как когда в интернете восьмиклассники ностальгируют по шестому классу, копируя ностальгирующих старших и их манеру верить, что в жизни у них больше ничего не будет. И люди растут, двигаясь по жизни спиной вперёд, будучи уверенными, что больше никогда не почувствуют ничего хорошего; в итоге ни на секунду не покидая депрессивной лакуны, из которой можно сделать лишь одно действие: ровное ничего.

На фоне такой тоталитарной удушливости приходится поощрять хотя бы ретро-практики — потому что в них лежит какая-то истинная активность. Сэмплинг, поддержание "устаревших форм", возрождение старого — это, увы, по нынешним временам уже хорошо; будучи перенесёнными в  настоящее, старые формы неотвратимо меняют свое значение. Торговый центр "Комсомолл", псевдосоветские платьица на выпускницах, реитерация 1945 года и группа "Пошлая Молли" — всё это хорошо, потому что в этом лежит какое-то действие.

Совсем другое дело — погружение себя в потребление ретро-контента и грустные вздохи. Это граничащее с шизофренией вызывание у себя интересных мыслей, дезадаптивное мечтание о мечтании, с каждым неумолимо идущим годом превращающимся в ностальгию по ностальгии. Под песней Plastic Love уже появляются комментарии "кто слушает это в 2025?" — комментарии людей, ностальгирующих уже по тому, как 10 лет назад они ностальгировали по тому, что никогда не существовало. У этой спирали самореферентивности и смартфонного уныния нет ни конца, ни смысла. А музыка, конечно, хорошая, это да.