Медиа о культуре, человеке и обществе
Донейшн ❤ - https://monocler.ru/donation/
Пишем тексты, делаем переводы, размещаем статьи и лекции психологов, философов и ученых.
Сотрудничество - @ultima_tuli
Информация о канале обновлена 16.08.2025.
Медиа о культуре, человеке и обществе
Донейшн ❤ - https://monocler.ru/donation/
Пишем тексты, делаем переводы, размещаем статьи и лекции психологов, философов и ученых.
Сотрудничество - @ultima_tuli
Напишу несколько слов на полях этого большого и глубокого текста. В каком-то смысле автор попыталась передать свой путь поиска истины в контексте практик осознанности и современного буддизма. Думаю, этот текст нашел у меня глубокий отклик, потому что я узнала в этой истории часть своей, но в другой сфере - по ту сторону баррикад, так сказать. Как и у всех, мой путь в психологии начинался с поиска своего метода, с проверки этих методов на себе (а у меня в анамнезе приличный «букет» - было с чем работать), в частности, когнитивно-бихевиоральных, которых сегодня так много (вторая, третья волна с их разветвлениями, к которым, кстати, и относятся терапии на основе осознанности). Изучаешь их - и кажется, что есть протокол на каждое страдание, техника на каждый симптом, концептуализация - на каждый случай. Они, безусловно, способны помочь и принести облегчение (в моем случае - временное). Но меня никогда не покидала мысль, что здесь есть своего рода объективация - когда человек воспринимается как поломанный механизм, объект починки, а его страдание - как ошибка системы, которую нужно исправить. Может быть, здесь сыграл роль мой бэкграунд в виде многолетнего изучения экзистенциальной психологии и философии, после которой язык инженерии, примененный к душе — дисфункциональные мысли, когнитивные искажения, неадаптивные схемы и режимы — кажется чем-то абсурдным и несуразным. Точно так же, как МакМайндфулнес превратил дуккху (страдание как первую благородную истину) в стресс, для которого нужен эффективный управленец. Самое удивительное, что сегодня человек сам себя так воспринимает и часто приносит свой симптом как нечто, что нужно как можно скорее искоренить вместо того, чтобы понять, а что значит моё страдание, с чем оно связано и о чём оно мне говорит (ведь за каждым страданием всегда - история).
Поэтому в какой-то момент я обратилась к психоаналитической оптике, которая помогает мне по-другому смотреть на то, что сегодня происходит с нами, с нашими отношениями, кто говорит через меня, когда я так инструментально отношусь к себе, есть ли вообще место моему голосу в этой полифонии. Не потому что он «лучше», а потому что он не объективирует человека и с большим вниманием относится не к быстрому избавлению от симптома, а к тому, почему он вообще возник и что он значит. Для меня на этом отрезке моего пути это по-настоящему важно.
У «Моноклера» долгая история. В каком-то смысле он всеяден (философия, культура, нейронаука и самые разные психотерапевтические подходы и практики существуют в нём на равных) - таким он и останется. Но есть вещи, которые меня в последние годы по-настоящему волнуют и которые я буду так же неспешно обсуждать в отдельном канале @ultimapsy, чтобы не превращать этот в поле бесконечных комментариев и рефлексии.
Что там будет?
Вечные вопросы сознания, наших отношений с миром и с собой. Способы побега от реальности и уязвимости - нарциссизму в разных его формах будет уделено особое внимание, так как это тенденция, которую невозможно игнорировать. Наши архаичные страхи и фантазии, которые продолжают влиять на нас во взрослом возрасте.
Отдельный фокус - место и роль ИИ в нашей культуре и психической жизни как симптом эпохи.
В общем, как всегда, будет о чём подумать. Если вам это близко - приходите, я буду там.
От бирманских монастырей до кремниевых офисов: как практики освобождения стали технологиями адаптации к системе, а буддийский модернизм и нейробуддизм закрыли глаза на метафизику. Ксения Спиридонова исследует парадокс современной осознанности — когда инструменты пробуждения превращаются в фастфуд для души, снотворное для критического мышления и способ подчеркнуть собственную исключительность — и ищет причины в «психополитике», истории колониализма и механизмах культурной апроприации.
В 2009 году Амиши Джха (сопредседатель «Инициативы по исследованию и практике осознанности в Университете Майами») представила Далай-ламе результаты своих исследований по военному применению осознанности. Она призналась, что испытывает внутренний конфликт — ведь её «наука может быть использована как во благо, так и во зло», — и попыталась заручиться одобрением: «Мне кажется, что если эти практики преподаются должным образом, они несут в себе исправляющий потенциал — развиваемые качества могут принести благо». Не получив ответа, она попросила совета. Ответ был резким. Далай-лама сказал: «Ноль!» После паузы, во время которой публика рассмеялась, он добавил: «Я ценю вашу работу. Вот и всё».
Да, еще одна статья про буддизм. На самом деле, текст гораздо сложнее и важнее, чем размышление о практике осознанности. И глубже (а также скептичнее), чем предыдущий. Автор объединила три книги (McMindfulness: How Mindfulness Became the New Capitalist Spirituality (2019) Рональда Пёрсера, The Birth of Insight: Meditation, Modern Buddhism, and the Burmese Monk Ledi Sayadaw (2013) Эрика Брауна и Why I Am Not a Buddhist (2020) Эвана Томпсон), чтобы проследить три важные линии: как осознанность стала служить капитализму, что теряется при культурной апроприации восточных практик и почему нейроисследования медитации упускают главное. Это настоящий лонгрид для долгого и вдумчивого чтения. Завтра напишу, что этот текст при всей его противоречивости всколыхнул во мне.
Дело в том, что в наши дни большинство людей идентифицируют себя исключительно со своим сознанием и полагают, что они есть именно то, что о себе знают. Но всякий, кто мало-мальски знаком с психологией, скажет вам, сколь ограниченно это знание. Рационализм и доктринерство — это болезни нашего времени, предполагается, что им известны ответы на все вопросы. Но нам еще предстоит открыть все то, что наше нынешнее ограниченное знание пока исключает как невозможное. Наши понятия о пространстве и времени более чем приблизительны, и существует огромное поле для всякого рода отклонений и поправок. Понимая это, я не могу просто взять и отбросить странные мифы моей души и внимательно наблюдаю за всем происходящим вокруг, независимо от того, насколько это соответствует моим теоретическим предположениям.
Жаль, но мифологическая сторона человеческой натуры сегодня изрядно упростилась. Человек более не порождает сюжеты. Он себя многого лишает, потому что это очень важно и полезно — говорить о вещах непостижимых. Это похоже на то, как если бы мы сидели у огня и, покуривая трубку, рассуждали о привидениях.
Что на самом деле означают мифы или истории о потусторонней жизни, какого рода реальность они отражают, — мы, безусловно, не знаем. Мы не можем сказать, имеют ли они какую-либо ценность помимо того, что представляют собой несомненную антропоморфическую проекцию извне. И нужно никогда не забывать о главном — о том, что нельзя и невозможно с уверенностью говорить о вещах, которые выше нашего понимания.
Мы не в состоянии вообразить себе другой мир, другие обстоятельства иначе, чем по образу и подобию того мира, в котором живем, который сформировал наш дух и определил основные предпосылки нашей психики. Мы существуем в жестких рамках своей внутренней структуры и всеми своими помыслами привязаны к этому нашему миру. Мифологическое сознание способно преодолеть это, но научное знание не может себе такого позволить. Для рассудка вся эта мифология — просто спекуляция; но для души она целебна, без нее наша жизнь стала бы плоской и серой. И нет никаких веских причин так себя обкрадывать.P.S. У дорогого сердцу К.Г. Юнга вчера был юбилей. Читаю его размышления о потустороннем в "Воспоминаниях, сновидениях..." (вас ими не буду нагружать) и понимаю, что, кроме встречи с Тенью и идеи индивидуации, он когда-то дал мне пример интеллектуальной честности и смелости – встречаться с непонятным и неизвестным, с любопытством всматриваться в это, давать волю фантазии и смелым гипотезам, доверять не только рацио, но и интуиции, изучать, но оставлять пространство для непознанного и, возможно, непознаваемого. Мне кажется, сегодня, в век протоколов и стандартизаций, эта смелость и открытость гораздо нужнее нашей психике, чем сведение ее к набору накопленных данных/схем и предсказуемых реакций. В конце концов, богатый символический порядок — это не пережиток прошлого, а необходимость: он защищает нас от психоза, позволяя безопасно встречаться с силами бессознательного, которые, оставаясь нераспознанными, могут нас затопить.
Самое тяжелое бремя для ребенка – это непрожитая жизнь его родителя. Там, где мы застряли, наши дети либо тоже застрянут, либо будут всю жизнь пытаться выбраться. Поэтому лучшее, что мы можем сделать для них, это показать пример:
Жить с такой честностью и смелостью, на какую способны. И этим мы не только
показываем, но даем им разрешение.
У многих людей нет внутреннего разрешения чувствовать то, что они чувствуют, желать то, что они действительно хотят, и бороться за то, что для них по-настоящему важно.
С самого раннего возраста мы учимся, что жизнь условна. Мы будем приняты в этой семье, возможно, даже любимы, если будем соответствовать ожиданиям. Многим детям ставят условия. Многие родители живут через своих детей.
Есть старая еврейская шутка: «Плод не
считается доношенным, пока не окончил медицинский вуз».
Конечно, это шутка о культурных ожиданиях, о переносе незавершенных желаний родителей на детей. Но она и о том, как дети становятся инструментами чужого смысла, вместо того, чтобы быть собой.
Одна из важнейших задач — взять себе разрешение, понять, что жизнь коротка, что мы здесь ненадолго. Единственный по-настоящему важный вызов — это прожить свою жизнь, насколько возможно, честно и полно. А когда мы так живем, это служит не только нам, это служит другим. Это не эгоизм, это не нарциссизм, это не зацикленность на себе, это, наоборот, смирение.
«Я бы никогда не подумал в детстве, что проведу взрослую жизнь, слушая чужое
страдание», — говорит Джеймс.
«А теперь — это моя работа. И я чувствую глубокую благодарность за то, что мне
доверяют это. Это наполнено смыслом. Я не представляю жизни без этого. При этом, да, это не весело, это неприятно, но это глубоко осмысленно. Вот в чем разница».
Из всех возможных источников прозрения, которые мы можем получить о собственной жизни, один из важнейших вопросов: что для нас действительно имеет смысл?
Смысл, определяемый нашей психикой, а не культурой вокруг. Потому что мы не можем быть самым хорошим человеком. Культура говорит: быть успешным, зарабатывать деньги, жить в нужном районе, купить нужный объект. Но если бы это действительно работало, мы бы это знали. Очевидно, это не работает. И вот это приводит нас обратно к смиряющему моменту.
А живу ли я вообще свою жизнь?
Сёрен Кьеркегор — датский философ XIX века, писал о человеке, который был потрясен, увидев свое имя в колонке некрологов. Он не понял, что умер, потому что никогда по-настоящему не понимал, что живет. Он и не осознавал, что вообще здесь, на этой земле.
Как сильно с тех пор вырос уровень внешних раздражителей, особенно среди молодых. Забери у них телефон, и они испытывают настоящую тревогу, потому что это их единственная связь с внешним миром. При этом мир непрерывно что-то требует от них. Под всем этим скрыт собственный внутренний вызов, встреча с собственной душой.
И главный вопрос: придешь ли ты на эту встречу?
«Я думал, что пришел, но моя психика
думала иначе. И только в разгар серьезной депрессии я начал по-настоящему
приходить на эту встречу. Это был трудный путь, но, как мне кажется, он оказался по-настоящему преобразующим».
Интервью Губерман и Холлис
Другие интервью на канале
...Вопрос, который занимает каждого из нас в детстве и как минимум первую половину жизни, а иногда и всю жизнь, звучит так: «Чего от меня хочет мир чего хотят родители, чего хочет учитель, чего ждут от меня сверстники?» Это всё реальные встречи с требованиями внешней среды. Чтобы справиться с этим, нам нужно развить достаточную силу Эго. Чтобы сформировать временное представление о себе и функциональную Персону, способную адаптироваться. И вот когда ты всё это построил, зачем ты дальше здесь, в чём теперь смысл? Просто ли ты механизм адаптации, и мы действительно подстраиваемся, чтобы выжить? Но во второй половине жизни (я говорю это условно) возникает другой вопрос: «Чего хочет от меня душа? Что именно моя психика стремится выразить через меня в этом мире?» Это совсем другой вопрос – не тот, что задаётся внешней средой. Люди, которых мы больше всего уважаем в истории, – те, кто нашёл и реализовал то, чего требовала их душа. Это не спасло их от страданий, а иногда даже от мученичества. Это не избавило от конфликтов, боли, одиночества или изгнания, но их питало ощущение смысла, а без этого жизнь становится пустой. Мы живём в культуре, в которой нас атакует поток внешних стимулов: купи это, сделай то, посмотри вот это, не отставай, обнови, прокачайся. Чем сильнее я стараюсь определить себя через эти внешние сигналы, тем дальше я ухожу от внутреннего. Мы все это чувствуем, но не знаем, что с этим делать. Обычно всё доходит до того, что внутри начинает болеть настолько, что человек приходит в терапию. Никто не заходит в кабинет психотерапевта типа «я был рядом и решил заглянуть поговорить с незнакомцем, заплатить ему денег и, может быть, выйти отсюда другим». Так не работает. Я часто говорю – это не про то, чтобы вылечить вас. Вы – не болезнь. Это про то, чтобы сделать вашу жизнь интереснее. Интереснее в том смысле, что каждое утро ты просыпаешься с важным вопросом: «Зачем я здесь и чему я служу?» Потому что, если ты не задаёшь себе этот вопрос, ты, скорее всего, продолжаешь служить автоматическим установкам из детства, и так будет продолжаться, пока внутренний конфликт не достигнет уровня, когда страдание души, то есть психопатология, станет невыносимым. Со мной это случилось в 30 с лишним лет. Казалось, у меня было всё, чего я хотел, и мне это даже нравилось. Но внезапно началась глубокая депрессия. Первый вопрос, который возникает в таком состоянии: как мне это быстрее убрать? Дайте мне пять шагов, таблетку, решение. Но тогда я не понимал, что на самом деле вопрос был в другом: почему психика вдруг автономно отозвала своё одобрение и поддержку у того сценария, по которому я жил? Сценарий был неплохой, в нём не было ничего явно ошибочного, но что-то отсутствовало, что-то вытеснялось, утапливалось, и вот это что-то схватило меня и утащило вниз, как бывает при депрессии. А на дне этого колодца всегда есть задача, есть вопрос, решение которого открывает новую дорогу. В моём случае это привело к тому, что я ушёл с хорошей должности в университете, уехал в Швейцарию и провёл там несколько лет, переучиваясь, чтобы стать психоаналитиком. Теперь я смотрю на ту депрессию как на нечто благотворное, хотя тогда, поверь мне, так совсем не казалось.
... Я – не то, что со мной произошло. Я – то, что хочет быть выражено в этом мире через меня.
...Рано или поздно жизнь нас опрокинет. Смерть – это великая демократия. Но пока ты жив, живи, как можешь, по тем внутренним ориентирам, которые по-настоящему важны.
...Есть ли у тебя история, которая больше, чем история твоих комплексов?Совершенно замечательное интервью юнгианского аналитика Джеймса Холлиса. Конечно, рекомендую к просмотру полную версию. Это тот мета-уровень, к которому ничего не хочется добавлять.
Владелец канала не предоставил расширенную статистику, но Вы можете сделать ему запрос на ее получение.
Также Вы можете воспользоваться расширенным поиском и отфильтровать результаты по каналам, которые предоставили расширенную статистику.
Также Вы можете воспользоваться расширенным поиском и отфильтровать результаты по каналам, которые предоставили расширенную статистику.
Подтвердите, что вы не робот
Вы выполнили несколько запросов, и прежде чем продолжить, мы ходим убелиться в том, что они не автоматизированные.