Дальше – о ясности его ума, необыкновенной памяти, правильных взглядах на события, интересе «положительно ко всем явлениям современной жизни» (цит. по Л.Г. Захарова. Предисловие. В кн.: Д.А. Милютин. Воспоминания. 1856 – 1860).12

Они были вместе почти 70 лет. «Долгая совместная жизнь, исполненная взаимного участия и нежной любви, связывала их, и, по милосердию судьбы, они догорели и потухли, как две венчальные свечи, одновременно и трогательно...» (Кони. Цит. соч.).13 Ему было – 95 лет, ей – 91. Они ушли с разницей в три дня. Есть много способов долго жить. Один из них, это точно – любовь.

Из моей новой книги "Деньги и знаменитости".
последняя глава "Лучший капитал - это любовь"

«Я… был совсем не в духе… даже очень нелюбезным гостем». Она «была также не совсем в веселом настроении». «После чая… судьба сама распорядилась, что я остался с любимою девицею вдвоем в столовой, без свидетелей, - тут совсем неожиданно, - произошло между нами сердечное объяснение». Вдруг она –его! «Мысли мои помутились; не сон ли это?.. Нет, это счастье наяву, счастье, какого я не смел надеяться»!6

Двукратное ура! «Будущее приняло для меня совершенно новый смысл».7 Всё – срочно, Кавказ ждет! Свадьба – уже через месяц. Два венчания – по православному и лютеранскому обряду. Во время венчания – с ним обморок то ли от счастья, то ли от жары (к чему был склонен с детства). Медовый месяц длился два дня «моей счастливой жизни», и сразу – на Кавказ, в Ставрополь, обер-квартирмейстером войск! Жилье – избушка, рядом - городской острог, но «мы переживали еще медовый месяц, когда и в простой хижине живется хорошо».

Так и пошло на всю жизнь – она за ним, как нитка за иголкой. Из самых скромных жилищ, в сумраке кавказской войны – в обширные петербургские квартиры, на 20 лет в туман и сырость, потом – под солнце, в свое имение, в свой особняк, свой сад, свои виноградники, свой фонтан, подаренный детьми к золотой свадьбе, в Крыму, в Симеизе, туда, где его посещали «Его Величества» и прочие высокородные особы. Вместе - на 30 лет «тихой, безмятежной жизни в уединенной местности».

Так кто же он? Военный министр. Живем и сегодня по его военным реформам. Либерал, любитель Франции и Италии. Совсем не англофил. Соавтор всех войн эпохи Александра II, как бы к ним ни относиться. Замечательный военный историк (тома), профессор. Его «старческие воспоминания» и дневники – больше 5 – 6 тыс. страниц. Высоких энергий, готов трудиться день и ночь.

Подвижен необыкновенно. Не выносит высший свет и дворцовые обязанности. Страсть к путешествиям, тесно в России – но и страсть к уединенной жизни дома, с любезною женой. Ненависть к мишуре, орденам и побрякушкам. Почитаем всеми – инстинктивно. Мягок, но тверд в защите имперского. Реформатор, но точен в придворных обязанностях. Последний фельдмаршал. Последний из «ближайших» Александра II, переживший всех.

А кто она? О ней мы знаем меньше. Все письма сожжены. Было много одиночества, «печальных разлук» (так писал он) – отъезды, приезды, его путешествия, он мог даже побродить по свету один. От Египта до Парижа! «Жена моя, домоседка и не любившая выездов… со свойственной ей распорядительностью и практичностью, умела устроить новую нашу домашнюю обстановку самым экономичным образом» (Д.А. Милютин. Воспоминания. 1843 – 1856).8

Назначен в Свиту Государя? «Жена моя чуть не заплакала, вообразив себе, что новое звание оторвет меня навсегда от той скромной, замкнутой жизни, с которой привыкли мы связывать наше семейное счастье».9 Всегда в хлопотах о детях, ибо пять дочерей и сын, и их семьи, и внуки, их горести и радости – великое поприще.

«В это лето вся моя семья была разбросана чуть не по всему земному шару: жена с двумя дочерями — на юге Италии, старшая дочь — под Москвой, а потом в Крыму, младшие дочери — в Финляндии, а сын — на Тихом океане» (Д.А. Милютин. Воспоминания. 1868 – 1873).10 В крымском имении она – главный управитель. «Все нити домашнего хозяйства находились в руках внимательной и заботливой супруги» (А.Ф. Кони).11

Были ли там горести? Более чем! Были ли болезни? Как обычно. Была ли неутомимость? О да, он был легок на подъем, долгие походы, вверх – вниз, горы, а дом свой они вместе – он и она – переустраивали много раз. Стройки в возрасте далеко за 70! Но кажется, что главное - была любовь.

Иначе трудно объяснить вот это: ноябрь 1911 г., Милютину – 95 лет, его посещает делегация Военной академии. Из воспоминаний: «Из двери кабинета бодрою, быстрою походкою, без палки, немного лишь согнувшись, вышел граф. С замечательно приветливою улыбкою, с редким радушием подал он руки членам депутации… Бодрый, веселый, с быстрыми движениями, со светлым ясным взглядом своих необыкновенно добрых глаз, он казался стариком лет 70—75, не более, т. е. лет на 20 моложе действительного своего возраста».

Дмитрий Милютин, последний фельдмаршал России, автор военной реформы Александра II, прожил с женой почти 70 лет. Пять дочерей и один сын. Ему было 95 лет, ей – 91 год, когда они ушли с разницей в три дня. Хэппи-энд в 1912 году - «жить счастливо – в один день». Это он написал: «Какое чудное мгновение – первое признание в любви! Какое неизъяснимое чувство испытал я, когда она с одушевлением и твердостью объявила, что готова за мной последовать куда бы ни бросила меня судьба и при какой бы ни было обстановке!» (Д.А. Милютин. Воспоминания. 1816 – 1843). 1

А ей было куда последовать. 20 лет с 1861 года – военный министр. Это он – отмена плетей, розог, шпицрутенов, это его – всеобщая воинская повинность вместо рекрутчины, кратное сокращение сроков службы, офицерские собрания. Более мобильная, компактная армия с расширенным резервом. Военные округа, генштаб, военные суды и прокуратура, военные училища для всех сословий. И, конечно, перевооружение по современному образцу.
До этого – Кавказская война, первая линия. Воин, штабист, фейерверкер, профессор, военный историк. Реформатор. Статьи, книги.

Знаете, что его беспокоило, когда ему было 94 года? В статье «Старческие размышления о современном положении военного дела в России»? Разве это – старческие? «Нельзя… успокаиваться на иллюзиях. Громадная наша матушка Россия двигается вперед на два века позади передовых народов Западной Европы и едва ли когда-нибудь в будущем перегонит их… на уровне техническом и экономическом».2

Нас достает это и сегодня. Как изменить, как догнать, как не отставать? Как это сделать – при должных степенях свободы и нестыдно? Как не удушить вертикалями, как это было много раз в истории России? Ну как?

И еще - как им это удалось, Милютину и его жене Ниталье – 90+ лет, почти 70 лет вместе, 5 выживших детей, 4 дочери – «милых», «любезных», приемная дочь (племянница), хороший сын – тоже в генеральском чине, теплый кров, под который всегда хочется возвратиться?

Сначала – случай. Молодой русский военный, находящийся в первом путешествии по Европе, сталкивается на вершине Везувия с семейством из России, в котором есть дочь. «От случайной встречи на Везувии зависела вся моя счастливая будущность».3 Мать – вдова, дочь – Наталия, вся Италия – перед ними, а он бродит за ними по стране, ибо «с того времени мы виделись часто, иногда вместе странствовали, что доставляло мне случай все более сближаться с будущею моею женою».4

Это была первая любовь. «В первый раз в жизни я почувствовал сердечное влечение». Но – труба зовет, Россия ждет своего штабс-капитана! «Мне было жутко, покидая Рим, расстаться с ней». «Чем ближе подходил срок разлуки, тем больше я чувствовал возвращение… хандры».

«Приходила мне мысль, что безрассудно поддаюсь влечению к девушке, с которой… никогда больше не встречусь». «Я даже уклонялся от слишком частых встреч с ней» и «бродил по отдаленным улицам Рима». В день отъезда, однако, ему была подана «надежда на возобновление… знакомства в Петербурге» и «в курьерской карете» ему стало «легче на душе».

Нет, первая любовь не загубит будущего военного министра! Курьерская карета! Время – вперед! Итак, те же лица, через год, Петербург, в жизни есть смысл - визиты в дом вдовы и ее дочери. Однако, темные сомнения: чем кормить жену? Взял место обер-квартирмейстера на Кавказе (там война!).

«В то время Кавказ представлялся далекою, малоизвестно, дикою страною, где на каждом шагу угрожают опасность и смерть». Хандра! «Не будет ли с моей стороны самонадеянностью предполагать, что молодая, прекрасная во всех отношениях девушка решилась бы охотно обречь себя на неприглядную жизнь в отдаленной глуши, вдали от всего ей близкого и привычного? Предположение такого с ее стороны пожертвования не есть ли неосуществимая иллюзия эгоиста?».5

Так писал он через 40+ лет. Ему уже под 70. «Молодая, прекрасная во всех отношениях девушка!». Апрель 1843 г. Он зашел к ней проститься: прощай, еду на Кавказ. Безотлагательно!

У того, кто видел огромные пустые пространства в Лейпциге или Дрездене вместо старых городов, у того, кто шел в Роттердаме по красной светящейся линии, огораживающей линию бомбовых ударов - справа - ты умер, слева - ты жив, всегда возникает один и тот же вопрос: "Как они простили друг другу все это?". Ковровые бомбардировки, огненные штормы? Как они смогли снова вернуться к единой Европе - пусть и не совсем единой, но той, где люди свободно смешиваются друг с другом? Смеются друг с другом, свободно бродят, свободно говорят.

- Вы помните? - спросил я своего старого немецкого друга. -Помним, - ответил он и перевел разговор на что-то другое. Я прислушивался к себе, я хорошо себя чувствовал в Германии, для меня немцы гораздо ближе и понятнее британцев. Но я помню, помню, помню, и память эта прорывалась на железных дорогах, которые - все те же, и станции часто те же, что и восемьдесят лет назад. Их же везли по этим же дорогам, мимо этих же станций. И я никогда не спрашиваю своего друга, своего давнишнего немецкого друга, где был его отец, где были его родственники восемьдесят лет назад. Не могу, нет сил это спросить.

Это жестокие раны. Именно сейчас они наносятся - жесточайшие, безрассудные. беспощадные. Но я вижу будущее. Будущее, в котором все - будут помнить, все - будут знать, но всё равно, рано или поздно, будут способны найти человеческую связь. Хотелось бы в этом поклясться, но кто же знает, насколько эти клятвы будут сильны?

У меня есть девочка, которую очень люблю. Маленькая девочка. В ней течет кровь трех народов - русских, евреев и немцев. И еще французы - там тоже есть. Сколько всего должно было произойти, чтобы она случилась. Сколько прощения - и сколько любви. Сколько понимания, сколько добра, отметающего зло. Сколько знания и памяти.

Пусть так и будет. В будущем. А сейчас - желать и делать все, чтобы оно наступило.

Многие сегодня не согласны с этой позицией. Для них соединить всё наверху в «один кулак» – символ порядка, могущества и ясности. Что ж, мы все – разные. Каждый имеет право на свою точку зрения.

Но есть еще один факт: всемирная история, социальный дарвинизм отбирают только те общества, которые способны лучше выживать. Они не обращают внимания на то, что думает каждый из нас. Они поддерживают или приводят к слабости целые страны. И только история может через 80 - 100 лет рассудить, насколько успешной является судьба страны в сравнении с другими обществами, в зависимости от принятых в них моделей управления.

Это мой новый очерк в "Неделе"