За последние несколько лет мы привыкли к почти фольклорному мему «Путин и Бомба», молниеносно прошедшему путь от идеи до карикатуры.  Теперь, похоже, нам пора привыкать к новому мему - «Трамп и Бомба», который находится на стадии формирования, но готов быстро проследовать в известном уже направлении вслед за русским военным кораблем. Проблема в том, что две карикатуры на одну ядерную тему – это слишком много. Наш земной Боливар просто не вынесет двоих. В финале все может оказаться совсем не смешно.
 
Когда я впервые услышал от Трампа об испытаниях ядерного оружия, я подумал, что это его типичная оговорка и речь идет не о возобновлении собственно ядерных взрывов, которых крупные ядерные державы не проводили несколько десятилетий, а о «симметричном» испытании систем ядерного оружия (в первую очередь – систем доставки), в чем прочитывался ответ Путину на его размахивания «Посейдонами» и «Буревестниками». Жесткий блеф, но блеф, подумал я - и, возможно, промахнулся.
 
Последние заявления Трампа свидетельствуют в пользу того, что это отнюдь не оговорка. Трамп вроде как действительно говорит о возобновлении испытаний именно бомбы, и не на компьютере, а в реальной жизни. Если это не блеф (что с Трампом случается), то это очень серьезное заявление, многое меняющее в понимании ситуации, политическое значение которого трудно переоценить. Оно мне говорит гораздо больше не столько о самом Трампе, сколько о том движении во внутренней и внешней политике США, лицом которого по стечению обстоятельств стал Трамп.
 
Если коротко, суть сводится к тому, что американские элиты вслед за русскими решили скомпенсировать свою падающую (все относительно, разумеется) экономическую мощь и влияние голой военной силой, делая упор на возможность уничтожить противника, а если потребуется, то и весь мир.
 
Это значит, что правящими кругами США потери в мощности собственной «мягкой силы» признаны необратимыми и будут теперь восполняться исключительно за счет «военной силы». В некотором смысле можно сказать, что политика становится более откровенной и более прямолинейной, но вряд ли более безопасной. Мягкая сила - это ведь смазка, позволяющая мировому «железу» притираться друг к другу без лязга гусениц и искр пожарищ.
 
Трамп, практикующий путинизм, гораздо опаснее Путина, имитирующего трампизм, - просто потому, что ресурс, стоящий за Трампом, многократно превышает ресурс, стоящий за Путиным. У Трампа гораздо меньше внешних ограничителей, чем у Путина, а значит, риск упасть в безответственный волюнтаризм для него гораздо выше. 
 
Общая логика американских элит понятна – они хотят получить лучшую переговорную позицию, прежде всего - в отношениях с Китаем и отчасти с Европой (Россия тут особой роли не играет в связи с мизерностью ее экономики: мешать может, участвовать - нет), обеспечив себе безусловное (абсолютное) военное преимущество. Идея, конечно, хорошая, но, к сожалению, не совсем новая.
 
Речь идет о возвращении к «дипломатии канонерок», но уже применительно к глобальному, а не локальному миру, и с поправкой на новые военно-технологические возможности. Теперь демонстрацией флага будут заниматься не надводные, а подводные лодки, но сути дела это не меняет. Проблема в том, что современный мир теперь тоже состоит не из одних банановых республик.
 
Вся история холодной войны показывает, что на каждую силу рано или поздно находится контрсила. Для Трампа это работает так же, как и для Путина. А если к этим двоим присоединится еще и «дядюшка Си», то мало никому не покажется. В результате решение Трампа, если оно будет реализовано, может стать отсечкой совершенно нового «старого времени», по сравнению с которым вся наша предыдущая история покажется пресной и скучной.

Прочитал много умного и пассионарного о коррупционном скандале в Украине. Сам много думал последние дни. Событие не рядовое, не потеря Покровска, но все-таки. В голове почему-то крутится киноклассика: ««Что-то у них не вяжется», - думал Штирлиц». Попробую связать.
 
Оставим в стороне моральный облик строителя европейской Украины. Он ничуть не хуже, но, правда, и не лучше морального облика строителя коммунистической, а впоследствии и независимой Украины. После него останутся свои «батоны» - точно такие, но другие. Это все понятно уже сейчас: люди как люди, но только их еще испортила война с ее почти безграничными возможностями для воровства, о чем нам расскажут хроники любой революции.
 
Посмотрим на дело политически и постараемся найти то отправное звено, зацепившись за которое, как учил злой гений двадцатого века, можно вытащить всю цепочку. На мой взгляд, отправной точкой наших построений должен стать один простой и грубый факт: Зеленскому не позволили удавить этот скандал в зародыше и заставили испить всю чашу политического яда до дна, то есть до публичного и всенародного унижения. Ему таки пришлось «бросить своих».
 
Добро бы он и не хотел их защищать. Ну, разыграл бы что-то вроде «Я ваш новый Ли Кван Ю». Хорошая роль, между прочим, для неплохого артиста, – дарю идею, еще не поздно. Но он очень хотел помочь и даже санкционировал летом войсковую операцию с кодовым названием «Спасти рядового Миндича». В рамках этой спецоперации Зеленский даже открыл второй фронт и высадил десант в НАБУ, где, собственно, и начался наезд на Миндича и других товарищей по партии.
 
Но провести эту операцию Зеленскому не дали. Не просто не дали, а прямым текстом фактически дали понять, что он не хозяин в своем доме. При всем уважении к «партизанскому движению», организовавшему шумный протест в центре Киева, главную роль в обороне НАБУ сыграл западный альянс союзников Украины в войне с Россией.
 
Фактически в Европе (на которую легло сейчас основное бремя финансирования этой войны) напрямую связали предоставление помощи, без которой Украина не в состоянии сегодня противостоять России, с сохранением «независимости» НАБУ, что в переводе на понятийный язык означает, что Европа гарантировала безопасность следователей и прокуроров, ведущих расследование против Миндича и компании, не дав возможности Офису президента уничтожить их.
 
Именно это обстоятельство следует считать основным политическим фактом. Мы живем во взрослом политическом мире, где нет места детской наивности. Европейский истеблишмент не дал Зеленскому прикрыть Миндича и целенаправленно решил провести его сквозь строй публичной обструкции.
 
И да, забыл сказать главное, – унижение диктатора состоит не в том, что в его ближнем круге процветает коррупция (это как раз норм), а в том, что он не в состоянии свой ближний круг защитить и вынужден сдавать своих под давлением обстоятельств.
 
Зачем это Европе, где все всё давно понимают? Единственное мое объяснение состоит в том, что альянс не видит Зеленского лидером послевоенной Украины, и поэтому не только не собирается покрывать его «грешки», но и сознательно толкает его «под автобус» (как изящно выражаются в подобных случаях британцы).

Напрашивающийся вывод: альянс не собирается играть в предложенную Зеленским черно-белую игру: или я, или Путин. Пока Зеленский является символом борьбы с российской агрессией, его терпят, но выписывать ему и его команде «универсальную индульгенцию» альянс отказался и «ветировал» зачистку НАБУ в критический момент следствия, предопределив тем самым его скандальный исход.
 
В перспективе это может быть индикатором того, что в случае прекращения войны на условиях, предполагающих сохранение независимой от России части Украины, ориентированной на Запад, союзники последней будут делать ставку на замену Зеленского.

Давление идет на обе стороны. На Путина давят нефтяными и вторичными санкциями, пугают перспективой сговора с Китаем. На Зеленского давят отказом предоставлять что-либо из того, что могло бы реально помочь переломить ход войны, и коррупционными скандалами, пугают перспективой непредсказуемых выборов. Коридор возможностей, и без того узкий, стал совсем тесным для двоих.
 
Ощущение развязки  усиливается, несмотря на все разговоры о том, что войну никто не собирается прекращать. Такие войны прекращаются сами собой, вопреки желанию воюющих, и не на поле боя, где на самом деле возникает патовая ситуация, напоминающая Первую мировую войну.
 
Вообще именно тень первой мировой витает над нами, подсказывая наиболее вероятный эпилог для этого сюжета. Либо у кого-то сдадут нервы, либо где-то случится революция. Если сдадут нервы, то либо одна, либо другая сторона «откатят» от своих максималистских позиций и будет похабное перемирие, а если нервы не сдадут и дело дойдет до революции, то случится еще более похабный мир.
 
Я понимаю, почему натовские эксперты делают ставку на длительную (много лет) войну. Их аргументация рациональна и убедительна, и с кабинетной точки зрения они абсолютно правы. Танки и дроны могут воевать еще очень долго. Но люди не сделаны из железа, у них меньший запас прочности, а главное - в своих поступках они чаще иррациональны, чем рациональны. Поэтому я закладываюсь на гораздо меньший срок и жду либо драматической паузы в войне, либо ее трагической развязки в течение следующего года.

Санкции -  это санация или сублимация? В теории, как их видят стратеги европейской политики, – это санация, то есть комплекс мер по оздоровлению России. На практике – это сублимация, то есть политическая заместительная терапия, которая не имеет ничего общего с лечением пациента, но позволяет доктору чувствовать себя полезным и сытым.
 
Каждый новый пакет европейских санкций (к Америке Трампа это относится в меньшей степени – там все выглядит гораздо рациональней и прагматичнее) поражает прогрессирующей бессмысленностью. Конечно, если целью считать прекращение войны, изменение политического режима в России на более вменяемый и продвижение европейских ценностей в российском обществе, а не эмоциональное самоудовлетворение маргинальных политических групп и имитацию ответа европейского истеблишмента на реальный запрос европейского общества на прекращение войны.
 
Ключевой вопрос: кто должен являться объектом санкционного воздействия? Хотим мы это признавать или нет, но в своей практической деятельности Еврокомиссия руководствуется принципом коллективной ответственности, соответствие которого тем самым европейским ценностям, под флагом которых вводятся санкции, лично у меня вызывает большие вопросы (не думаю, что я одинок в этом отношении, в связи с чем снова отсылаю к известной речи Виктора Франкла, на которую ранее уже ссылался). Любые неизбирательные санкции, вводимые на основании объективного вменения лишь в связи с установленной принадлежностью к определенной группе лиц, будут пахнуть Освенцимом, каким бы мощным идеологическим парфюмом их не поливали.
 
Сейчас практикуются два механизма реализации принципа коллективной ответственности в отношении русских: тотальный и ограниченный, причем определение «who is русский» становится юридически все более замысловатым.  В этом вопросе Европа стремительно приближается к формуле известного анекдота советских времен, где контрагента бьют не по предъявляемому паспорту, а по морде. Первый подход касается так называемой «путинской элиты», которой в вину вменяется содействие в укреплении путинского режима. Второй подход касается абсолютно всех россиян. По всей видимости, здесь основанием является недостаточное сопротивление укреплению путинского режима.
 
Я отнюдь не являюсь принципиальным противником санкций в отношении любого государства-агрессора, включая Россию. Но я выступаю против любого санкционного механизма, в основании которого лежит принцип коллективной ответственности.  На мой взгляд, санкции должны соответствовать двум критериям: способствовать цели, ради которой они применяются, и не содержать признаков объективного вменения. У меня нет никаких вопросов к санкциям, ослабляющим военную мощь агрессора (то есть санкциям против самого государства-агрессора как субъекта) или к санкциям против лиц, имеющих прямое отношение к развязыванию и ведению войны. Но обширные санкции против элиты и, тем более, против всего населения по признаку гражданства кажутся мне контрпродуктивными. Их единственным практическим результатом может быть только дальнейшая консолидация населения России в целом и ее элит в особенности вокруг режима.
 
Люди и группы, продвигающие санкции в этом виде, не могут не понимать практических последствий своих действий, и то, что они в течение трех лет проводят указанный курс с упорством, достойным лучшего применения, говорит только о том, что практические последствия волнуют их в последнюю очередь. Для них санкции являются не инструментом, а сублимацией отношения к России как к агрессору и формой наказания населения и элиты за преступления режима именно на основании принципа коллективной ответственности.  С равным успехом можно было бы практиковать расстрелы заложников, взятых в плен террористами, в качестве меры ответственности за формирование в их среде «стокгольмского синдрома».

Я думаю, мой вчерашний пост про победу левых в Нью-Йорке и то, что я сказал Алексею Венедиктову вечером про фальстарт Мамдани, нуждается в объяснении. Изложу тезисно:
 
В целом политика имеет маятниковую природу, и победа левых после правых выглядит логично. Но эта победа может считаться устойчивой, если происходит в момент, когда движение вправо исчерпало себя или близко к этому. В противном случае маятник может дать задний ход. На мой взгляд, трампизм пока далек от исчерпания, и победа в Нью-Йорке должна рассматриваться только как частный локальный успех, который может помочь движению в целом, а может, наоборот, сильно навредить.
 
В качестве иллюстрации сошлюсь на опыт русской революции. Если бы большевики взяли власть в Петрограде в июне 1917 года, они почти наверняка были бы раздавлены еще не до конца разложившейся армией под руководством одного из взявших на себя командование командиров, хоть бы и того же Корнилова. В ноябре этого же года подавить большевистский мятеж было уже некому. Преждевременный успех был бы краткосрочным.
 
Победа левых радикалов, локальная или даже в общенациональном масштабе, с момента прихода Трампа к власти была, таким образом, ожидаемым, легко просчитываемым риском. Но при нормальном ходе вещей это должно было бы случиться на год позже, когда администрация Трампа глубже увязла бы в своих нерешенных (отчасти потому, что в принципе являются нерешаемыми) проблемах. Сейчас этой победы вполне могло бы (не рискну написать – должно) не быть.
 
Что же ускорило победу левых и даже сделало ее преждевременной? На мой взгляд, события 7 октября и последующая трансформация левого движения на почве антисионизма (возможно, и антисемитизма, но пока у меня нет четких доказательств, позволяющих поставить знак равенства). Именно антиизраильская и пропалестинская позиция Мамдани оказалась той вишенкой на торте, которая предрешила его победу на этом этапе.
 
Пропалестинская риторика Мамдани, попавшая в резонанс с гигантской антисемитской волной в левоинтеллигентской среде, стала той добавленной стоимостью, которая повысила капитализацию левых до такого уровня, что они смогли добиться победы над правыми, не дожидаясь, пока Трамп сдуется.
 
Исходя из этого полагаю, что по «естественным» законам политической и идеологической эволюции, когда позитивная мутация, приведшая к успеху, мгновенно закрепляется в политическом коде движения, победа Мамдани приведет к еще большему глобальному сдвигу левого движения в сторону антисионизма (антисемитизма), что сделает политическую борьбу в Америке еще более остервенелой.